моя жизнь — сто лет одиночества,
а быть может, и целых двести,
говорить о ней мне не хочется,
говорить о ней — много чести.
почему же люди жестокие
продолжают дальше плодиться,
чтобы дети их одинокие
могли тоже болью напиться?
и не врите, что в мире счастливы —
иль глупы вы, или безумны,
если б были к людям участливы —
ощущали б бед их суммы.
как могли б тогда вы быть радостны,
как могли б рожать людей дальше?
неужели дни ваши сладостны,
и вы в них не видите фальши?
что за радость, если есть близкие,
те, что плачут от одиночества,
чтоб с любимым быть — слишком низкие,
и рожать им в мир ваш не хочется
детей глупеньких иль в безумии —
что как вы здесь будут счастливые,
иль средь вас прячась за остроумием
будут с болью пить дни дождливые?
Быть частью целого 